— Но… что же нам делать тогда. Мы… помочь приехали, медикаменты собрали… я стольких просила…
Капитан вздохнул
— Вот что. Видите — лагерь. Там беженцы. Машины оставляешь здесь, КамАЗ загоняешь туда и разгружаешь. Не беспокойся… тут все дойдет по назначению. Потом возвращаетесь сюда, садитесь в машины, валите отсюда и не оглядываетесь. Задача ясна?
— Да.
— Телефон свой дай… да не для этого, дура, не для этого. Я женатый человек. Может, случится чего. И мой — пиши.
Капитан посмотрел на часы — Traser, выигранные на соревнованиях, это тебе не хухры-мухры. Десятый час уже, темнеет. Всю ночь, б… стоять тут.
— Тащ капитан…
— Ну?
— Чехи свалили.
Капитан и сам это видел. Жди беды…
— Дылда. Прибор рабочий?
— Да.
У них был термооптический прибор наблюдения — спонсоры подарили. Мечтали о прицеле… но он полтора лимона штука.[79] Не шутки. Это казаки… за пленных выцыганивают, у них израильские есть, много…
— Первым встаешь ты. Дальше Царек.
— Понял…
Их Тигр был очень недурственно вооружен. Вместо армейского варианта — Печенег и АГС-30 здесь стоял КОРД с оптическим прицелом. Страшная штука, стены в три кирпича прошибает. В Федерале в укладке хранилась АВСК,[80] к ней был ночной прицел.
— От машин не отходить… страховать друг друга.
— Есть.
Пусть подойдут только. У него все же не пацаны… сколько по командировкам помотались. А вон там, на взгорке — БТР, в экипаже у них снайпер. Да и КПВТ… как врежет, так…
— Товарищ капитан…
— Ну?
— А КамАЗ то все стоит, а?
Капитан снова посмотрел на часы. И в самом деле — что-то долго. Нахмурился, прощелкал вызов. Ничего. Еще раз. Ничего.
Так… мать твою.
— Дылда. На пулемете. Царек… хватит дрыхнуть — доставай дуру, занимай позицию.
— Есть.
Царек побежал за винтовкой. Капитан сменил магазин на пулеметный, на сорок пять патронов.
— Связь с президентскими, срочно.
Связь установили быстро — теперь рации хорошие были, копии американских.
— Позывной Брат-три у них.
— О как![81] Брат-три, это Контроль-семнадцать, как принимаешь?
— Контроль, слышимость хорошая. Чего хотел?
— Брат, у нас тут ЧП возможно. Москвичи повезли медикаменты в лагерь, машина все еще стоит. Контролька просрочена, на звонки не отвечают…
— Так… что делать думаешь?
— Я оставляю Тигра на дороге. Тут снайпер и пулеметчик, у обоих крупняки. На покемоне[82] выдвигаюсь вперед, досматриваю. Далее по обстановке.
— Добро. От меня что требуется.
— Прикрой огнем, если полезут.
— Добро. Я выведу снайпера, если что из крупняка по ним. И АГС у меня есть.
— Добро, Брат.
— Удачи, Контроль.
— Удачи.
На войне — ничего другого и не желали. Здоровье тут особо не требовалось — сейчас здоровый, а через секунду…
— Так… готовность.
— Готовы тащ капитан.
— Двинулись.
Бронированный УРАЛ взревел мотором.
КамАЗ стоял у самой дороги. Прикрывая друг друга, ОМОНовцы пошли вперед. Оперев сошки о капот, позицию занял пулеметчик с Печенегом…
Было уже темно. Попахивало дерьмом, страхом и похоже что кровью. У всех были монокуляры ночного видения — но дешевые и изображение плыло.
— Чисто справа!
— Чисто слева, вперед!
Двое ОМОНовцев перебежали и заняли позиции у машины.
— Кроем, вперед!
Перебежали еще.
— Впереди чисто!
Лагерь в основном состоял из машин, съехавших сюда, на бездорожье…
— Справа чисто…
— Командир, кровь!
Берестянский — провел рукой по металлу, поднес к губам ставшие липкими пальцы.
Сука, дура глупая. Дура!!!
— Так… разбиться на тройки. Прочесывание, пятьдесят метров. Пошли.
Но прочесывать не пришлось — нашли почти сразу. Сам капитан, лично нашел. Под ноги не смотрел почти… вряд ли тут растяжки, в конце концов, лагерь беженцев, люди тут ходят. Опасность тут другая… на любой машиной скрываться может, теснота такая, что кинжалом под ребра и все. Запнулся, посветил фонарем. Фонарь был со съемным светофильтром, чтобы ночнику подсвечивать. И увидел что-то темное, струящееся по земле. Вгляделся… глаза не верили тому, что видят. Этому сложно было поверить.
ЭТО БЫЛА ОТРЕЗАННАЯ ГОЛОВА.
Капитан нагнулся, ухватил ее за волосы, поднял. Подержал перед собой, словно прощаясь с той девушкой, с которой говорил всего раз, с той глупой дурой, дочерью замминистра, которая привезла медикаменты чеченским беженцам, и которой за это отрезали голову. Потом поставил на крышу стоящей рядом машины. А потом — поднял автомат и открыл огонь.
Дальнейшее — он помнил плохо.
Вспышки выстрелов, грохот со всех стороне, раскаленный ствол. Рокот прикрывающего их Печенега, пули, летящие прямо над головой. Как он отпихнул от пулемета Дылду и открыл огонь по лагерю беженцев из крупнокалиберного пулемета — его трясло и пулемет трясся вместе с ним. Как лейтенант — нацгвардеец бил его по щекам — а он не понимал, что вообще творится, и только хватал ртом воздух, как вырванная из воды рыба.
Пришел в себя он только под утро, на Ставрополье… или еще дальше. Колонна в составе Тигра Федерала и БТР-82 катила по дороге, забитой машинами, военными и гражданскими, катила на северо-запад, их никто не останавливал. В салоне — тряслись его люди — Дылда, Царек, Казак был за рулем. Голова была как чумная, руки жгло. Он попытался облизать их и не смог — потому что одна рука была прикована наручником к скобе наверху.
— Э… — капитан недоуменно посмотрел на своих людей — Дылда, ты чего? Что случилось то?
Дылда, пулеметчик их отряда как-то странно на него глянул
— А ты не помнишь, старшой?
— Нет. Да вы чего…
Дылда тяжело вздохнул
— П…ец теперь нам, старшой. Как есть — п…ец.
Остановились у заправки — надо было заправиться, заодно и жратвы купить. Военная техника — много жрала…
Командиром национальных гвардейцев оказался совсем молодой парень. Он и предложил — за жизнь покумекать. Потому что всем понятно было — такое просто так не прокатит. Расстрелять не расстреляют, нет сейчас расстрелов. Но на пожизненку — запросто катит…
Как раз — и подошел к ОМОНовскому Тигру.
— Вы что, б…ь, охерели в атаке? — с ходу начал он
— Базар фильтруй.
— Чего?! Ах ты…
Все вылилось в мордобой, короткий, но страшный, с кровянкой из носа, подбитыми глазами и хорошо, что без перелома костей тела. Драка за явным преимуществом закончилась победой ОМОН — в милиции рукопашка куда лучше поставлена, да и практика не в пример шире — в то время как гвардия в основном огнестрелом работает. И если бы не крик командира ОМОНа — армейских явно втоптали бы в землю…
— … Вашу мать!
Все остановились, тяжело дыша. Кто-то — вытер кровоточащий нос.
— Отстегни.
Казак, у которого были ключи от наручников, посмотрел на своих товарищей. Потом несмело шагнул вперед, отстегнул командира, быстро отшагнул в сторону. Берестянский — потер занемевшее запястье.
— Короче, так, кролики. Начал — я. У меня башню рвануло. Вы — всего лишь подумали, что совершено нападение, так? Потом — не сумели меня остановить вот и все. Я еду в Ростов, пишу повинную и пусть делают, что хотят. Судят…
— Командир, да ты сбрендил — сказал Дылда — ты чо, не помнишь, что с Будановым было.
— Плевать. Значит, так и должно быть.
— Да ни хрена так не должно быть — выругался Казак, самый младший в группе. Обычно его никто не слушал.
— Есть такой.
— Да в ж… такой закон! Братва, вы хоть въезжаете? Мы на досмотр пошли, а там — кровянка на коробочке.[83] А потом голову нашли! Я за командиром стоял, все сам видел! Голова там! С…и! Им лекарства привезли, а они за это голову отрезали! Этой девке еще жить и жить было! Детей бы родила! Братва, да что же это такое?! Духи нас живьем режут! По закону хоть один ответил?!
— Кулаева[84] же на пожизненку закатали… — сказал кто-то
— Пожизненку?! За три сотни детишек? Да его на куски рвать надо было! Всю семью, весь род извести под корень! Вывести Грады и все село его с землей сравнять.
— Ну, это ты хватил…
— А что — не так?! Не так?! Нас живьем режут! Духи в городах что хотят, то и делают! В Ижевске детей взорвали! У нас целая банда пришла. Ты уверен, что этот Кулаев сидит еще? Или выпустили уже, за взятку?
— Ты к чему? — рассудительно сказал Дылда — ты к чему словами громыхаешь, молодой? Объяснись толком.
— А то, что я тогда тоже под суд пойду!
— Отставить… — сказал Берестянский
— А вот хрен — оставить! Мы уже — вне закона! Что хочу, то и делаю! Я тоже стрелял! Пусть и меня судят тогда, заодно! И я стрелял!